Ukraine English Russia Poland
Великий Разрыв и церковный кризисНеоманихейские тенденции в современной культуре

СЕКС: НЕИЗВЕСТНОЕ ОБ ИЗВЕСТНОМ

Великий Разрыв и церковный кризис


В мировой истории было много событий, которые открыли ее новые страницы, положили начало важным изменениям в жизни людей. Эти наиболее значимые преобразования изменили жизнь целых поколений. Происходили они каждые несколько столетий и характеризовались тем, что «в пределах нескольких декад общество пересматривало и заново упорядочивало видение мира, основных ценностей, общественной и политической структур, искусства, ключевых общественных институтов. По прошествии  пятидесяти лет мир становится уже другим, а люди, живущие в нем, не могут себе даже представить мира, в котором жили их деды и в котором появлялись на свет их родители»[1]. Кто помнит только 90-е годы, не  может представить себе условий жизни до этого периода.

Во второй половине XX века темп жизни отчетливо ускорился. Начались большие перемены, радикально изменившие лицо общества. Церковь еще не сделала выводов с преобразований, связанных с переходом людей из жизни в деревенской общине в городское сообщество, как уже оказалась в круговороте новых преобразований, связанных с переходом от индустриальной  эпохи к эпохе информационной. Изменения, которые развязала новая трансформация, привели к тому, что на протяжении 30 лет полностью изменилась культурная ситуация мира. «В этот период, где-то от середины 60-х годов до начала 90-х, большинство стран мира с развитой промышленностью испытали серьезную „коррозию” общественных условий. Росла преступность, нарушались закон и порядок, а жизнь в некоторых районах крупных городов богатых стран становилась почти невыносимой. Ослабление семейных связей как общественного института, которое прогрессировало на протяжении почти 200 лет, отчетливо усилилось во второй половине XX века. В большинстве стран Европы и в Японии естественный прирост населения столь значительно снизился, что в следующем веке эти общества испытают депопуляцию, если численность населения не компенсируется более численной иммиграцией»[2]. Снизилось количество браков и рождаемости, резко выросло количество разводов; один ребенок из троих в США рождался вне брака, а в Скандинавии – половина. Наконец наступил глубокий сорокалетний кризис доверия общественным институтам. В конце 50-х годов в Соединенных Штатах и в Европе своим правительствам и своим согражданам доверяло большинство жителей; в начале 90-х – уже только незначительное меньшинство»[3]. По мнению Друкера (Druker) сейчас мы находимся в самой середине этой трансформации. Она не завершится ни к 2010, ни даже к 2020-му году. «Но уже сейчас она изменила политический, экономический, общественный и моральный вид мира. (…) В определенных сферах – а особенно в обществе и его структуре – основные перемены уже произошли»[4].

Во время Великого Разрыва происходят большие перемены в религиозной и нравственной сферах. Плодом этих изменений в обществах, которые до этого строили свою публичную сферу в соответствии с Богом и декалогом, является появление нарастающей субъективности в переживании веры, открытость на новые религиозные действительности, восприятие религии лишь как способа успокоения своих религиозных потребностей. Это приводит к ослаблению идентификации с Церковью, поскольку она не обеспечивает всех этих потребностей. Как следствие, среди христиан, оставшихся в Церкви, появляются сомнения относительно силы их религии, способной переменять. Эти сомнения привели к тому, что во многих местах Европы не Церковь евангелизирует общество, оздоравливая  его культуру, а нехристианское общество формирует Церковь в соответствии со своими принципами и взглядами. Речь идет  даже о церковном кризисе в таком же понимании, как и о кризисе экономическом. «После Франции этот процесс стал наиболее заметным в Голландии: в 1957 году статистика говорила о 25% людей далеких от Церкви (…), в 1999-м – их было уже 60%, на протяжении последующих 20-ти лет их будет, вероятно, 75%»[5].

На пороге эпицентра Великого Разрыва папа Иоанн XXIII созвал Второй Ватиканский Собор. Благодаря ему Церковь могла активно участвовать в большой волне изменений – начать меняться таким образом, чтобы быть в состоянии выполнить свою миссию в новой общественной действительности. Эти изменения несут в себе как много добра, так и возможность совершения множества ошибок. Это видно на каждом шагу в изменениях, происходящих в духовности, формации верных, религиозной культуре, подходе к морали, организации религиозных общин. Вместе со смертью старой модели Церкви постепенно проявляется новый порядок церковной жизни. Церковь заново подтверждает свое учение, однако, уже в совсем новом культурном контексте. Свое послание она направляет к совсем другим людям. Вырисовывается новая синтеза ее учения.

Социологические исследования скорости проникновения в сознание людей переломных открытий показывают, что нужно около 30-50 лет от самого открытия до понимания его весомости и всеобщего применения в повседневной жизни. Если так, то сегодня мы входим в переломный период практического применения в Церкви крупных идей Второго Ватиканского Собора. В ближайшие годы должны выкристаллизоваться важнейшие направления обновления Церкви, которые окончательно введут ее душпастырство в новую эпоху. Вырисовывается модель Церкви адекватная вызовам, которые ждут ее в будущем. Многие священники и епископы не осознают, что люди, приходящие сегодня в Церковь, выходят совсем из другой среды, чем те, для которых создавались доминирующие по сей день формы душпастырства.


Великий Разрыв и сексуальная революция

В 60-х годах началась так называемая сексуальная революция. Деструктивные процессы, запущенные во время Великого Разрыва, особенно сильно ударили по браку и семье. В течение 20-30 лет Европу и Америку залило половодье добрачного секса, позже – разводов, на сегодня – «свободных» (официально не зарегистрированных) связей. Такой стиль жизни порождает неверие в возможность продолжительности связи между мужчиной и женщиной, способствует неопределенности в восприятии взаимной верности. Состояние угрозы нагнетает популярность контрацепции. Во второй половине XX века массово в неслыханных до этого масштабах совершаются аборты. Открыто популяризуется сексуальная развязность. Контакт с порнографией становится широко распространенным явлением, доступным также и для молодежи (даже сети мобильной связи предлагают такую услугу). Растет группа людей, не умеющих овладевать своей сексуальностью. Усиливается сексуальное насилие, все более распространенным становится сексуальное домогательство. Однако мало кто борется с причинами этих явлений; большинство людей пробует наступать на их проявления – например, чтобы защититься от сексуального домогательства никто не пытается ограничить порнографию. А ведь именно она способствует тому, что мужчины возбуждаются и мастурбируют, на основе этих материалов развивают свои эротические фантазии, пытаясь потом реализовать их в действительности. Вместо борьбы с порнографией внедряются все более суровые наказания за «плохое» прикосновение. В Голландии педофилы официально создают политическую партию и пытаются легализовать педофилию с 12-ти лет, формулируя это как постулат безнаказанности половых отношений с детьми старше 12-ти лет.

Культурный и моральный хаос Великого Разрыва преподносится сегодня как рождение нового лучшего мира. Во многих интеллектуальных кругах, вдохновленных философией Гегеля, принимается тезис, что мир по мере своего исторического развития становится все более совершенным. Этот метафизический, спонтанный прогресс касается якобы и духовного развития человека. Согласно этой философии беспрерывно продолжается не только процесс развития человеческого интеллекта, но и потенциала человеческой души. В процессе своеобразной имманентной эволюции[6] человек становится все более одухотворенным, мудрым, добрым и бескорыстным. При таком видении будущего мира следует ничем не омраченный оптимизм, будто бы человечество идет к счастливой будущности[7]. Если даже существуют сильные очаги зла, коренящиеся в ментальности людей, то принадлежат они старому порядку, который неотвратимо отходит в прошлое. Как реликты прошлого, они обречены на уничтожение.

Полная оптимизма перспектива будущего, возможно, отвечает психологическим потребностям человека. Однако она не соответствует действительности. Если ее можно принять по отношению к развитию техники и науки, то ни в коем случае не к человеческой духовности и морали. Только в XX веке было убито десятки миллионов людей. Это больше чем в любом другом веке истории. Нет никаких оснований считать, что подобные геноциды никогда не повторятся. Не случайно с фальшивым видением истории полемизирует Иоанн Павел ІІ уже на первых страницах апостольского обращения Familiaris Consortio – посвященной как раз проблемам брака и семьи. Папа четко отмечает, что «история не является просто процессом, который необратимо ведет к лучшему, а является следствием борьбы между противоположными свободами, то есть – в соответствии с известным выражением св. Августина – конфликтом между двумя видами любви: любовью Бога вплоть до пренебрежения собой и любовью себя вплоть до пренебрежения Богом»[8]. Человек может для любви Бога отречься от многих благ или во имя своих эгоцентричных потребностей пренебречь Богом и Его любовью. Отмечая это естественное напряжение в сердце человека, Церковь смотрит на историю реалистично; она не заинтересована в некритичном приспособлении своей веры и нравственности ко всем достижениям современности.

Размышления над смыслом истории имеют большое значение для обсуждаемой темы. Ведь существуют попытки внушить в сознание людей убеждения, что традиционную христианскую этику, касающуюся сексуальности, нужно заменить новой, прогрессивной моралью. При этом подразумевается, что новые принципы должны быть лучше принципов, которые принимались раньше – в менее совершенных периодах истории. Это догматическое предположение делает невозможным любой диалог. Рассуждение, основанное на противопоставлении теза-антитеза чрезвычайно просто: Церковь на протяжении столетий учила негативному отношению к сексу, обкладывала его многочисленными запретами, недооценивала свободу выбора женщины, а мужчине не обеспечивала достаточного успокоения его сексуальных потребностей. Кроме того, Церковь обрекает супругов, не любящих друг друга, на пожизненные мучения совместной жизни, стремится к отягощению супругов большим количеством детей, требует принятия нежелательных, а зачатых детей. Целью достигнутого на сегодняшний день  прогресса является дарение человеку полной радости от сексуальной жизни. Ее можно достичь, если каждому человеку будет предоставлена ничем не ограниченная свобода в утолении его индивидуальных сексуальных потребностей и одновременное освобождение от христианского ригоризма и нетолерантности. Вместо сексуального воздержания до брака, супружеской верности, уважения зачатого ребенка предлагаются внебрачные половые отношения, контрацепция, аборты, разводы, однополые браки.

Сторонники таким образом понимаемого прогресса в сексуальном поведении считают, что прогрессивные перемены должны окончательно стать нормой оценки для отсталого учения Церкви[9]. Она должна быстрее отказаться от своей критической функции относительно мира, благословить происходящие перемены[10]. Поскольку Церковь этого не делает,  она представляется как помеха на пути, ведущему к светлому будущему. Как представитель «старого порядка» она не понимает смысл происходящих преобразований и уже не способна догнать течение земной истории. Поэтому сокращаются ряды верных ей христиан. Единственным и последним способом спасения, шансом выживания для Церкви является ответ на призыв «открыться миру», вместо того, чтобы замыкаться в скорлупе догматизма. Принятие такого способа мышления приводит к тому, что выбор в пользу сексуальности становится морально оправданным. Замечая эти манипуляции, мы можем понять, почему во многих странах мира папу представляют как малосимпатичную личность, со странной навязчивостью запрещающую людям радостно принимать секс. В то же время его оппоненты чувствуют себя как пророки, открывающие перед Людом Божьим новую перспективу евангелизации. Некритичное восприятие мира обеспечивает им исключительную популярность. Легкость, с которой доходят до людей такие науки и культуры, их исполненные приветливости отношения с политиками, уважение СМИ показывают, что достаточно «евангелически открыться», чтобы получить для «Евангелии» элиту, формирующую лицо этого мира.

o. Ксаверий КНОТЦ (Ksawery KNOTZ) OFMCap


[1] P.F. Drucker, Społeczeństwo pokapitalistyczne, пол. перев. G. Kranas, Warszawa 1999, с. 9-11.

[2] «При отсутствии крупномасштабной иммиграции из менее развитых стран население Японии и большей части Европы будет уменьшаться значительно больше, чем на 1 % в год – и так год за годом, пока к концу XXI века не останется только небольшая часть его нынешней численности». F. Fukuyama, Wielki Wstrząs: natura ludzka a odbudowa porządku społecznego, пол. перев. H. Komorowska, K. Dorosz, Warszawa 2000, с. 44.

[3] Там же, с. 14.

[4] P.F. Drucker, Społeczeństwo pokapitalistyczne, цит. изд., с. 9-11.

[5] W. Bühlmann, Modele chrześcijaństwa w trzecim tysiącleciu, в: Chrześcijaństwo jutra. Materiały II Międzynarodowego Kongresu Teologii Fundamentalnej, Lublin 18-21 września 2001, Lublin 2001, с. 523 (518-551).

[6] См. H. Lubac, Medytacje o Kościele, Kraków 1997, с. 186-187.

[7] См. R. Buttidlione, Dar ciała darem osoby. Autonomia sumienia wobec autonomii prawdy, в: Jan Paweł II, Mężczyzną i niewiastą stworzył ich. Chrystus odwołuje się do zmartwychwstania, T. Styczeń (ред.), Lublin 1998, с. 117-118.

[8] Апостольское обращение Familiaris consortio, 6.

[9] См. H. Lubac, Medytacje o Kościele, Kraków 1997, с. 186.

[10] См. R. Buttidlione, Dar ciała darem osoby..., цит. изд., с. 118.

Наверх

  Распечатать